Издания:   Первое Второе Третье

Публикации про книгу «О детском рисовании» Марины Озеровой

Описание Процесс Поиск Эррата Пресса

Книга Марины Озеровой «О детском рисовании»
Евгения Соломатина-Хоцанова, http://www.fb.com/mamaspapas.magazine, 20.09.2012

Книга замечательная во всех отношениях: и содержание, и оформление. Приятно держать в руках, качественная бумага, хорошие иллюстрации, интересное оформление. Содержательная, многое объяснила про разные аспекты детского рисования, много хороших и полезных идей — причем не только для ребенка, но и для себя тоже, что приятно! Рекомендую интересующимся родителям, которые хотят развивать творческое начало в ребенке, а не загонять его в рамки требований систем воспитания.

Могу отметить только два недостатка:

1. по содержанию — в самом начале книги приводятся некие научные выкладки, относящиеся к детскому рисованию — они написаны сложноватым для восприятия языком, но «продравшись» через них, дальше читать интересно и легко.

2. хорошая полиграфия имеет обратную сторону: кажется, что книга толстая, и в ней должно быть много информации — но толщина книги обусловлена толстыми страницами и большим количеством иллюстраций. Это не то чтобы плохо, но ожидаешь изначально другого.

Но, чтобы закончить на мажорной ноте, а книга этого заслуживает, хочу сказать, что оценка — твердая 5!! Всем рекомендую.



Интервью с Мариной Озеровой, автором книги «О детском рисовании»
Ирина Хмельницкая, http://antipedagogika.com, 23.07.2012

В издательстве Студии Артемия Лебедева 3 июля 2012 года вышла новая книга — О детском рисовании. Мы встретились с автором — Мариной Озеровой. Час интервью пролетел мгновенно. Я просто купалась в позитиве, который излучала Марина.

Итак, нестандартно о детском рисовании, про историю работы над книгой, о том, как выбирать детские игрушки и книжки. Открываем секреты творческого детства!

— Марина, а Вы сами когда стали рисовать в детстве, помните?

— Знаете, есть такая теория педагогическая — отчего люди становятся на место учителя? Это происходит в двух случаях: в первом — вас вдохновил ваш учитель, а вы решили продолжать и быть похожим на эту личность; а во втором случае — абсолютно наоборот: определенное негативное переживание, встреча с бездарным учителем — и, чтобы восполнить этот пробел в мире, вы решаете стать хорошим учителем. Вот я, видимо, пошла по второму пути.

Когда я занимаюсь с родителями, все начинается, как обычно, с очень давних комплексов: «Ой, я не умею рисовать, только меня не спрашивайте. У меня двойки были...» Тогда я им говорю: «Стоп! Послушайте: я не умею рисовать. Я — не художница совершенно. Я не могу нарисовать академический пейзаж, портрет, ничего такого я не умею». Я пошла именно по второму пути — от негатива. Я, как все дети, в начале очень любила рисовать. В дошкольном возрасте у меня был классический детский садик, в котором нельзя вылезать штриховкой за линию, надо делать все, как воспитательница. Если нарисовала лишний цветочек, — это неправильно. Все это мы проходили.

Но когда я училась в начальной школе, мне попалась такая учительница по рисованию, которая могла отбить желание ко всему творчеству навсегда. Я помню, скольких детских слез стоило это всему классу, потому что все было неправильно всегда, она кричала, ставила двойки за забытые краски. Во всем, что мог советский учитель сделать негативного, она вполне преуспела. И это было как раз рисование. Конечно, после этого я выучила, что я «рисовать не умею, что руки у меня кривые, что глазомера нет никакого». И с этим я жила, жила до педагогического университета, где методика изобразительного искусства была обязательной для педагогов. И нас опять учили очень похоже — с вопросом «Откуда у вас руки?»...

И совсем спустя годы, когда у меня родилась дочка, сейчас ей 6 лет, и она стала, как все маленькие дети, калякать на стенах, на полу, на себе, то мне пришлось задуматься — уже с совершенно другой стороны — с материнской — о том, что это такое для ребенка, о том что оно дает и о том, что я не прожила в своем детстве. По сути, дочь была самым сильным толчком к позитивному осмыслению процесса. И все, что я начала, — это баловаться цветом вместе с ней. И, собственно, теперь я этому учу мам.

— Чем вы начинали рисовать с ребенком?

— Я советую всегда красками начинать, потому что это как раз снимает все наши комплексы. Но пальчиковые краски мне не очень нравятся по консистенции. И поскольку у меня довольно много переписки после семинаров, то я знаю по отзывам родителей, что детям они не приятны на ощупь. Я советую в качестве пальчиковых красок гуашь. Она совершенно замечательно играет эту роль.

— Правду говорят: чем меньше ребенок, тем больше должен быть лист бумаги, на котором он будет рисовать?

— Да, это очень разумно, потому что маленькие дети не понимают границу в творчестве. Вот они взяли материал и пошли творить. Куда сможет дойти, везде будет оставлять следы. Поэтому малыши так любят стены украшать.

— С какими родителями вы работаете?

— У меня были родители израильтяне, были американские родители, англоязычные, понимающие иврит, и были родители из России.

— Почувствовали разницу в том, как они воспринимают новый материал?

— Это огромная разница. Конечно, видны пробелы нашего замечательного советского образования. Люди настолько закованы, настолько закомплексованы, что львиную долю времени на занятии приходится их успокаивать и говорить, что все будет хорошо.

— Как вы относитесь к раскраскам, заготовкам, шаблонам, которые нужно раскрасить, — с уже готовым набором красок?

— Я очень негативно к этому отношусь, потому что весь смысл творчества в чем? В том, что мы на нашем доступном уровне, не важно в какой технике — рисование, оригами, выпиливание из дерева — создаем новый образ. И он у вас и у меня абсолютно уникальный. Его невозможно повторить, невозможно тиражировать. Даже один и тот же человек не сделает две одинаковых работы. В одну реку нельзя войти дважды. Поэтому смысл творчества ребенка в том, что ОН этот образ генерирует. А когда мы ему даем заготовку, мы его лишаем основы творчества. Не столь важно, что он использует, какие он берет цвета, не столь важно, на сколько он владеет техникой, важно, что у него есть идея. И эту идею он придумал сам.

— То есть позиция мамы в таких занятиях — наблюдатель?

— Конечно, это не такой пассивный наблюдатель, возможна какая-то помощь в идеях. Если у ребенка они иссякли, мы его наполняем впечатлениями: пошли на природу, в зоопарк, мы ему читаем книгу, мы даем идею: а как бы ты нарисовал вот этого персонажа или это животное? Мы вооружаем инструментами и разными техниками. Но мы не решаем за него, что это будет в итоге.

— В израильских детских садах тактика такая: ребятам даже не объявляют тему — что они сегодня будут рисовать. Вот краски, вот бумага — вы садитесь и просто рисуете. Для многих наших педагогов, которые были воспитаны в другой системе, это дикость. Хотя есть дети, которым тема рисунка помогает сделать первый шаг, потому что просто бумаги с красками-карандашами не хватает, чтобы самостоятельно определиться, чтобы начать рисовать. Можно же помогать с темой для творчества?

— Да, конечно. Тем более, очень хорошо, когда мы опираемся на эмоциональную систему. То есть мы ведем ребенка к какому-то хорошему чувству. Мы его зажигаем своей идеей. И вот когда у него наступает такое озарение, — это самый хороший отправной момент.

— Как часто вы рисуете с дочкой?

— Я все-таки ориентируюсь не на регулярность занятий, а на появление желания, на вдохновение. В настоящее время, в 6 лет, это уже не так часто, как в годик-полтора, когда ребенок хочет постоянно оставлять следы своей деятельности, желательно разрушительные. Сейчас еженедельно получается.

— Когда детская работа уже готова, что Вы с ней делаете? Как демонстрируете, как храните рисунки?

— Для ребенка очень важно видеть результаты своего труда. Не просто складывать в папочку, а видеть, что его творчество нужно людям. Поэтому я стараюсь давать такие задания, которые будут применимы в быту. Например, можно купить краски для ткани и раскрасить скатерти. И ребенок будет очень рад, что его скатерть с рисунками накрывают на стол для гостей. Он обязательно расскажет, покажет, что здесь нарисовано, объяснит. Сейчас фотоателье делают самые разные вещи с картинками. Можно в качестве этой картинки взять детский рисунок и сделать кружки для всей семьи с портретами. То есть максимум использования в повседневной жизни, потому что для ребенка это важно: чтобы это не было для оценки, для галочки — задали в садике — нате вам, пожалуйста, получите. Чтобы это было действительно полезно для своих близких.

— То есть вы рисуете на любых поверхностях? А готовые вырезанные объемные формы для раскрашивания годятся?

— Я стараюсь использовать такие настоящие вещи. Из них хорошо делать подарки. Бабушки обычно очень радуются таким дарам. Очень много деревянных вещей: сундучки, подносы...

— Сейчас воспитатели отмечают, что раньше малыши гораздо раньше запоминали цвета. А сейчас все больше путают синий с зеленым, или всё называют одним красным. Насколько важно, чтобы ребенок знал цвета в 2-3 года?

— Мы говорим о стереотипах, к сожалению. Во-первых, всегда в обществе есть какие-то модные тенденции. Вот сейчас очень модно у родителей делать упор на логическое мышление именно тогда, когда его в принципе не может быть. Важно не то, как ребенок знает и называет цвета, а то, как он умеет с ними работать. Может ли он, взяв белый и синий, вывести множество новых оттенков? Вот это важно. К 5 годам все запоминают названия цветов без проблем, даже если специально не учить. Я с ребенком ни разу не учила цвета, она отлично знала все уже после 3-х лет. Важно, чтобы ребенок этот цвет чувствовал, чтобы он видел разницу между голубым, лазурным, синим и цветом морской волны. Это гораздо более важно для развития восприятия, развития цветового ощущения.

Чем еще чревата эта тенденция? Нам же не приходит в голову учить ребенка ходить, когда ему месяц. Мы вообще спокойны, что есть время еще, можно подождать. И вообще он сам начнет. Точно так же и с моментами обучения: когда родителям это срочно нужно в 2-3 года, а мозг созревает в 5 лет. Поэтому я цвета вообще не рекомендую учить, наоборот — я советую как можно больше делать упор на восприятие, показывать палитру, как можно сделать из разных красок много новых оттенков. Это намного ценнее, чем просто «знание» цветов.

— На Ваш взгляд, какие вещи родителю лучше вообще не делать, когда речь касается рисования?

— Очень страдает и воображение, и желание рисовать, когда ребенок выслушивает критику не по возрасту. Что значит не по возрасту? Вот трехлетний малыш говорит: «Мама, я нарисовал человека». И приносит такую загогулину, которая никаким боком на человека не похожа. Тут собирается худсовет из мамы, бабушки и папы... И начинается. Конечно, все это из лучших побуждений: ребенок делает неправильно, а надо — правильно. Вот это и отбивает сразу желание развивать свой образ. Да, сейчас он такой — кривой, корявенький, не похожий. Но ценность в том, что он свой. Что он не закрасил человечка, которого нарисовал папа, а он придумал своего и он захочет продолжать, если мы его поддержим. Вот лучше молчать, как партизан, не говорить ничего, если вы не уверены, что ваши слова не будут стимулировать.

И вторая опасность — когда ребенка очень ограничивают. Когда совсем малыш не должен вылезать за край листа, должен аккуратно смачивать кисточку, класть все на место. Это физическое ограничение очень вредит. Я понимаю, что 3 минуты рисования — это 3 часа уборки потом, но оно того стоит все-таки.

— Как Вы пришли к издательству Артемия Лебедева, одному из самых креативных в России? Как происходил процесс подготовки книги к печати?

— Времени с момента отправки рукописи прошло на самом деле много. Я думаю, что больше трех лет. Во-первых, я веду кратенький дистанционный курс, чтобы родители, независимо от места жительства, могли получить полезную информацию. Один из курсов — это как раз «Психология рисования». Конечно, мастер-класс с красками не проведешь онлайн, но это лучше, чем совсем ничего. Поэтому на фоне всех методик, как нарисовать пошагово или дать ребенку шаблоны, такого рода информация очень нужна родителям.

А сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, откуда я набралась столько наглости, чтобы послать материалы Тёме Лебедеву. У него на сайте есть рубрика Бизнес-Линч, где ведущие дизайнеры анализируют присланное графическое творчество. Я отправила материалы, чтобы узнать, как он это видит, считает ли он нужным развивать это в качестве книги. И вдруг, неожиданно для себя, я получила утвердительный ответ, что я могу оформить свою рукопись в виде книги и они согласны её у себя издать. Сказать, что я была рада, — это ничего не сказать.

— А как Вы выбираете детские книги для чтения? Советуетесь с мужем?

— Мы обсуждаем все, что можно обсудить, но в основном покупаю я. И теперь уже девочка записана в библиотеку. И она уже выбирает тоже — у нее есть право голоса. Мы читаем на русском и на иврите. До английского, чтобы свободно читать, пока еще не доросли.

У меня гигантская библиотека своя. Мы редко покупаем новые книги, потому что проблема с хранением тех, которые у нас уже есть. В доме большинство площади занимают книжные шкафы. Я когда училась на кафедре детской литературы, увлекалась поиском книг у букинистов. Это были не какие-то музейные реликвии, а старые книги начала 20-ого века. Поэтому у меня есть большие запасы хорошо проиллюстрированной литературы. Потому что моя боль — это когда я вижу хорошую литературу, собранную с применением примитивной компьютерной графики. И все эти постоянные образы переходят из одной книги в другую.

— Воспитывает же не только текст, но и иллюстрация. Насколько важна для маленького ребенка хорошая качественная книга?

— Про книги я могу точно сказать: пусть лучше у вас на полке будет 5 настоящих книг, на которые вы всецело полагаетесь, вы их перечитываете и перечитываете, чем множество халтурных изданий с непонятной графикой. Пусть лучше будет меньше, но очень качественно. По поводу иллюстраций у меня очень много претензий к современным книгам. Поэтому я мало что покупаю. Мне в этом плане больше нравятся книги на иврите. Они более удачные. И очень нравятся западные художники, американцы. Они совершенно свободные.

— Интересно, от чего лучше отказаться, без какой литературы современный ребенок может прожить?

— Я веду сообщество в Живом Журнале, оно называется Дети в семье. И наш профиль — домашнее образование, там собрались мамы, которые интересуются этим. У нас есть специальный день, понедельник, для обзоров детской литературы. И мы делимся чем-то новым, что сейчас появляется на прилавках, рассказываем про свежие переводы на русский язык. И я стараюсь делать обзоры классической литературы. И самая большая печаль — «ребенку нужно это и то, а вот без этого он вообще никогда не сможет прожить» — шаблоны — они работают и в отношении детской литературы. Если нам это читали в детском садике, в 80-ых годах, значит, это надо нашим детям. Но это не всегда так, мягко говоря.

Если размышлять действительно глубоко, если размышлять с той точки зрения, что детская книга — это не развлекалочка, которая быстро забывается, а что это нечто, входящее глубоко в подсознание, что формирует личность, формирует характер, формирует наклонности, и это действительно так. Ведь ребенок не слушает сказку, он живет в сказке, он ее проживает. Это про него. Это он герой. Это он победил. Поэтому вопрос гораздо серьезнее, чем нам кажется. Вопрос стоит так: какую эмоциональную жизнь мы предлагаем своему ребенку? Я, к сожалению для очень многих родителей, не рекомендую нашу советскую детскую литературу вообще. Я не могу допустить, что идеологические рабы могут воспитать свободную личность. Я не вижу в этом никакой логической цепочки. Так или иначе, кто больше, кто меньше, но они все жили под страшным прессом, они все жили в нечеловеческих условиях — за огромным серым железным занавесом.

Вот литература начала 20-ого века, которая питалась корнями еще в дореволюционной среде, она другая. Замечательные обэриуты, например, которые были очень свободомыслящими, но потом это все закончилось, утонуло в крови, было растоптано. А литература, на которой выросли мы, которая издавалась в 60-80-ых годах, с точки зрения развития разносторонней свободной гуманной личности, — это совсем не то, что нужно современному ребенку. Потому что про пионеров или не про них книжка — это не важно. Важно, какие она несет в себе идеи. А советская литература не могла нести никакие другие идеи, кроме того, что указывала руководящая партия. И мы знаем, что это был совсем не тот образ, который мы стараемся сейчас воспитать у своих детей. И это совсем другие моральные ценности. Поэтому мы читаем английскую переводную литературу. И показатель здесь для меня — это когда вы, взрослый человек, берете в руки детскую книгу и можете ее читать. Это не сюсюканье, не примитив, как будто дети такие глупенькие.

Одна из проблем родительского понимания — мы не хотим видеть отсроченный результат. Вот мы выучим такой стишок, продемонстрируем его гостям — и это результат. Нет. Отсроченный результат гораздо более важен. Пусть ребенок не понимает всегого, что ему читают, но он погружается в атмосферу, чувствует вкус хорошей литературы. И мы слишком примитивно думаем о детях. Если упомянуть фольклорный жанр сказки — профессора ломают копья над тем, как интерпретировать эту простую сказочку, которую отлично понимают дети. Вот эта глубина восприятия отличает хорошую литературу, которая одинаково интересно воспринимается и двухлетним ребенком, и сорокалетним родителем.

— Расскажите про игрушки. Как часто и где вы покупаете?

— Игрушки — это тема еще сложнее, чем книжки. Во-первых, они для ребенка живые, это его любимые друзья. Для девочки — они как дети. Девочка обязательно нянчит своих кукол, мишек... Поэтому это так серьезно — как мы подходим к формированию у ребенка образа. Потому что визуальная информация — самая сильная. И тем более образ, который постоянно перед глазами, который он берет с собой в кроватку, кормит из ложечки или берет с собой в садик. Поэтому я очень строго подхожу к выбору игрушек. Мы не держим в доме никаких монстров.

Образ игрушки должен провоцировать добрые чувства. Чтобы у ребенка формировалась любовь к этому существу, забота, желание понянчить (у девочки), желание прижать к себе. Я с трудом представляю, как можно понянчить монстров, поэтому никакие уродливые или страшные образы я не советую даже мальчикам. Почему? Потому что ребенок даже если проигрывает страшную сказку с людоедами и чудовищами, должен наделить этот образ игрушки такими качествами, а потом его победить. Пусть это будет плюшевый мишка, который совсем не похож на чудовище, но он играет сейчас такую роль. А после игры у него останется добрая мордочка. А монстр всегда остается монстром. В итоге ребенок усваивает, что этот злой образ непобедим.

Ребенок ведь не просто приближает к себе игрушку, это еще сильнее — он идентифицирует себя с ней. Девочка видит себя в своей кукле, мальчик — в своих героях, с которыми играет в сражения, потому что ему хочется быть победителем. Мальчики самоутверждаются. Соответственно эти любимые образы должны быть позитивными.Нельзя в мирную игру играть с танками и гранатами. Это сразу формирует в ребенке определенные наклонности. Если у нас есть цель сформировать агрессора, то да, мы будем покупать наручники и прочую всячину, но если у нас цели немножко гуманнее, все -таки мы должны подходить к полкам с игрушками с разумной взрослой стороны.

Мы покупаем игрушки там, где видим что-нибудь симпатичное. Немножко делаем сами. Я не такая уж мастерица, но иногда делаем. Мне нравятся настоящие материалы. Я люблю деревянные игрушки. Но это не значит, что мы только одному какому-то виду отдаем предпочтение. Кое-что заказываем по интернету, так получается, что это какие-то западные фирмы, которые у нас мало представлены. Потому что, к сожалению, визуальные образы — это не сильная сторона современных игрушечных магазинов.

Только факты

Марина Озерова — выпускница Российского государственного педагогического университет им. Герцена, г. Санкт-Петербург.
Закончила магистратуру на кафедре детской литературы.
С 2004 года живет в Израиле, воспитывает дочь 6 лет.
Ведет мастер-классы и онлайн-курсы для родителей о детском творчестве.
Сторонник и воплотитель домашнего образования.